Золотая орда и хан менгу-темир. Восточная литература - библиотека текстов средневековья Менгу тимур и русская княгиня

(1282 )

Менгу́-Тиму́р (в русских летописях - Мангутемир ; ум. ок. ) - хан улуса Джучи (Золотой Орды) ( -), ставшего при нём формально независимым от Монгольской империи . Сын Тукана, внук Бату , преемник Берке .

Жизнеописание

Во время его правления началось усиление власти темника Исы Ногая . Тестем Ногая был византийский император Михаил VIII , а сын Ногая Чака был женат на дочери куманского правителя Болгарии. Менгу-Тимур уговорил Ногая держать свои штаб-квартиры в Курске или Рыльске и занимать пост ордынского наместника (темника, воеводы-беклярбека) на Балканах .

Менгу-Тимур разрешил генуэзцам через своего наместника в Крыму , племянника Оран-Тимура, селиться в Кафе , вследствие чего оживилась Крымская торговля и увеличилось значение полуострова и его столицы Солхата .

В 1269 году по просьбе новгородцев Менгу-Тимур прислал в Новгород войско для организации похода на ливонских рыцарей , причём одной военной демонстрации у Нарвы было достаточно для заключения мира «по всей воле новгородской» . В Никоновской летописи это было описано так: …князь велики Ярослав Ярославич, внук Всеволожа, посла к Володимерю собирати воинства, хотя ити на немци, а собрася сила многа, и великий баскак Володимерский Иаргаман и зять его Айдар со многими татары приидоша, и то слышавше немци устрашишася, и вострепетавше прислаша дары послы своя, и добиша челом на всеи воли его, и всех подариша, и великого баскака, и всех князей татарских и татар; зело бо бояхуся и имени Татарского. И тако всю волю сътворивше великого князя Ярослава Ярославича, и Наровы всея отступишася и полон весь возвратиша (ПСРЛ, т. X, стр. 147).

Также по приказу Менгу-Тимура был казнён в 1270 году рязанский князь Роман Ольгович , который вступился за своих подданных и, согласно доносу, осуждал веру хана, поэтому должен был понести наказание в соответствии с религиозным законодательством Ясы - его заживо разняли по суставам . В 1274 году поход на Кавказ и разорение яского города Дедяков . В походе участвуют и русские полки.

В 1275 году хан оказал поддержку галицкому князю Льву Даниловичу в боевых действиях против литовского князя Тройдена .

Менгу-Тимур продолжал политику своих предшественников по укреплению самостоятельности и повышению влияния улуса Джучи в составе Монгольской империи . По его указу была проведена перепись на Руси с целью упорядочения сбора дани . Правительство Менгу-Тимура предприняло меры, направленные на укрепление власти хана в улусе Джучи: остальные ханы не получали основных средств. Аппарат имперских чиновников, созданный для сбора дани с подвластных территорий, потерял своё значение - теперь дань непосредственно поступала к самому хану. Русские, мордовские, марийские князья (и князья других народностей Золотой Орды) получили вместе с ярлыком финансовый реестр для сбора золотоордынской дани, которой облагались и жители Золотой Орды. Они делились на две категории: горожане (не участвующие в войнах), которые платили десять процентов от прибыли, и кочевники (пополнявшие войско) выплачивающие сотую часть прибыли .

Менгу-Тимур начал чеканить монету со своей тамгой в городе Булгаре . Строились новые города: Аккерман (ныне Белгород-Днестровский), Килия (самый западный город Золотой Орды, находившийся в нескольких десятках километров от Чёрного моря), Тавань (в 40 км выше Херсона), Кырк-Ер (недалеко от Бахчисарая), Солдайя (Судак), Азак (Азов), Сарайчик (в 60 км выше современного Атырау), Искер (близ Тобольска) и другие. В годы правления Менгу-Тимура в Крыму была основана генуэзская колония Кафа .

При нём татары вместе с русскими князьями, совершили походы на Византию (около 1269-1271), в Литву (1274), на Кавказ (1277).

Отношение к православной церкви

От имени Менгу-Тимура написан первый из дошедших до нас ярлыков от 1267 года об освобождении русской церкви от уплаты дани Золотой Орде. Это своего рода хартия неприкосновенности для церкви и духовенства Руси - в начале ярлыка было помещено имя Чингисхана , для пущего усиления документа. Надо заметить, что следуя заповедям Ясы Чингисхана, ханы и до Менгу-Тимура не включали русских настоятелей, монахов, священников и пономарей в число «сосчитанных» во время переписи (Лаврентьевская летопись).

Теперь же в ярлыке были утверждены привилегии духовенства как широкой общественной группы, включая и членов семей; церковные и монастырские земельные угодья со всеми работающими там людьми не платили налога; и все «церковные люди» были освобождены от военной службы. Мусульманские купцы прекратили занимать должности налогосборщиков среди крестьян и оскорбление (клевета, поношение) православной религии (в том числе со стороны мусульман) каралось смертью. Ордынским чиновникам запрещалось под страхом смерти забирать церковные земли, требовать выполнения какой‑либо службы от церковных людей. Запрещалась даже хула на церковь! Льготы Менгу-Тимура православной церкви по сравнению с ярлыками его предшественников были так велики, что в Московском Летописном своде конца XV века прямо написали: ... умре царь татарский Беркаи, и бысть ослаба христианом от насилие бесермен .

За дарованные привилегии от русских священников и монахов требовали молить Бога за Менгу-Тимура, его семью и наследников. Особо подчеркивалось, что их молитвы и благословения должны быть ревностными и искренними. А если кто-то из священнослужителей будет молиться с затаённой мыслью, то он совершит грех (Перевод ярлыка Менгу-Тимура русской церкви на древнерусский язык в книгах: Григорьев, Ярлыки, cc. 124-126; Приселков, Ярлыки, cc. 94-98.) Можно предположить, что текст ярлыка был составлен совместно Менгу-Тимуром (или его главным монгольским секретарём) и епископом Сарая Митрофаном, представлявшим русское духовенство. А если так, то моральная санкция против неискренней молитвы, должно быть, была сформулирована этим епископом.

Благодаря этому ярлыку, а также ряду последующих, русское духовенство составляло привилегированную группу, и именно этим была заложена основа церковного богатства. Об этой странице в истории РПЦ было хорошо известно образованным людям XIX века, например поэту А. С. Пушкину , который в своём письме к П. Я. Чаадаеву писал: Духовенство, пощаженное удивительной сметливостью татар, одно - в течение двух мрачных столетий - питало бледные искры византийской образованности.

При хане епископ Афиноген из Сарая был назначен главой татарской (Волжско-булгарской) делегации, направленной в Константинополь , то есть фактически он стал послом Золотой Орды. Известно правило тех времен, что если член правящей династии Орды становился православным христианином, то он не терял свои права и собственность.

Отношения Менгу-Темира с русскими князьями были относительно хорошими именно из-за его положительного отношения к православной религии. Эта веротерпимость была прописана в Ясе Чингисхана: Чингис Хан не повиновался никакой вере и не следовал никакому исповеданию, то уклонялся он от изуверства и от предпочтения одной религии другой, и от превозношения одних над другими. , чему должны были следовать все правители монголов, но не все следовали, особенно после принятия ислама в Орде. Но сам хан Менгу-Тимур был последователем традиционной монгольской религии и поэтому смог сбалансировать религиозную политику Золотой Орды.

Напишите отзыв о статье "Менгу-Тимур"

Примечания

Литература

Вернадский Г. В. = The Mongols and Russia / Пер с англ. Е. П. Беренштейна, Б. Л. Губмана, О. В. Строгановой. - Тверь, М.: ЛЕАН, АГРАФ, 1997. - 480 с. - 7000 экз. - ISBN 5-85929-004-6 .
Греков Б. Д. , Якубовский А. Ю. . - М., Л.: Издательство АН СССР, 1950.
Егоров В. Л. / Отв. редактор В. И. Буганов. - М .: Наука, 1985. - 11 000 экз.
Закиров С. Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом / Отв. редактор В. А. Ромодин. - М .: Наука, 1966. - 160 с.
Камалов И. Х. Отношения Золотой Орды с хулагуидами / Пер. с турецкого и науч. ред. И. М. Миргалеева. - Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2007. - 108 с. - 500 экз. - ISBN 978-5-94981-080-4 .
Мыськов Е. П. Политическая история Золотой Орды (1236-1313 гг.). - Волгоград: Издательство Волгоградского государственного университета, 2003. - 178 с. - 250 экз. - ISBN 5-85534-807-5 .
Почекаев Р. Ю. . - СПб. : ЕВРАЗИЯ, 2010. - 408 с. - 1000 экз. - ISBN 978-5-91852-010-9 .
Сафаргалиев М. Г. Распад Золотой Орды. - Саранск: Мордовское книжное издательство, 1960. - 1500 экз.
Лавреньтьевская летопись. - С. 475.
Селезнёв Ю. В. Элита Золотой Орды. - Казань: Издательство «Фэн» АН РТ, 2009. - 232 с.
Григорьев. Ярлыки. - С. 124-126.
Приселков. Ярлыки. - С. 94-98.

Ссылки

Менгу-Тимур - статья из Большой советской энциклопедии .
www.hrono.ru/biograf/bio_m/mengu_timur.html

Отрывок, характеризующий Менгу-Тимур

К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.

От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.

Мать Хучухадунь [d] Супруга Absh Khatun [d]

В 1266 году хан Менгу-Тимур разрешил генуэзцам через своего наместника в Крыму , племянника Оран-Тимура, селиться в Кафе , вследствие чего оживилась крымская торговля и увеличилось значение самого Крымского полуострова и его столицы города Солхата .

Одновременно, в 1268 году, хан Менгу-Тимур развязал войну с монгольским ильханом Ирана Абакой за Азербайджан . В этой войне правителя Золотой Орды поддержал мамлюкский султан Египта и Сирии Бейбарс I . Год спустя между ханом Менгу-Тимуром и Абакой был заключен мирный договор.

Противник хана Менгу - Тимура - ильхан Ирана Абака

В 1269 году по просьбе новгородцев хан Менгу-Тимур прислал в Великий Новгород войско для организации похода на ливонских рыцарей - крестоносцев , причём одной военной демонстрации у Нарвы было достаточно для заключения мира «по всей воле новгородской» . В Никоновской летописи это было описано так: …князь велики Ярослав Ярославич, внук Всеволожа, посла к Володимерю собирати воинства, хотя ити на немци, а собрася сила многа, и великий баскак Володимерский Иаргаман и зять его Айдар со многими татары приидоша, и то слышавше немци устрашишася, и вострепетавше прислаша дары послы своя, и добиша челом на всеи воли его, и всех подариша, и великого баскака, и всех князей татарских и татар; зело бо бояхуся и имени Татарского. И тако всю волю сътворивше великого князя Ярослава Ярославича, и Наровы всея отступишася и полон весь возвратиша (ПСРЛ, т. X, стр. 147).

Примирение великого князя владимиро - суздальского Ярослава Ярославича Тверского с новгородцами также произошло с помощью послов Менгу-Тимура - об этом говорит «Договорная грамота Новгорода с тверским великим князем Ярославом Ярославичем» от 1270 года : Се приехаша послы от Менгу Темеря цесаря / цря сажатъ Ярослава съ грамотою Чевгу и Баиши.

В 1270 году по приказу Менгу-Тимура был казнён рязанский князь Роман Ольгович Святой , который вступился за своих подданных и, согласно доносу, осуждал веру хана, поэтому должен был понести наказание в соответствии с религиозным законодательством Ясы - его заживо разняли по суставам .

В 1274 году при Менгу-Тимуре состоялся поход на Северный Кавказ, в ходе которого произошло разорение яского города Дедяков . В походе участвовали и русские княжеские полки.

В 1275 году хан Менгу-Тимур оказал поддержку королю Руси Льву Даниловичу Галицкому в боевых действиях против великого литовского князя Тройдена . При этом в данном походе также приняли участие другие русские князья, зависимые от власти Золотой Орды, например, черниговский князь Роман Михайлович Старый .

Менгу-Тимур продолжал политику своих предшественников по укреплению самостоятельности и повышению влияния улуса Джучи в составе Монгольской империи . По его указу была проведена перепись на Руси с целью упорядочения сбора дани . Правительство Менгу-Тимура предприняло меры, направленные на укрепление власти хана в улусе Джучи: остальные ханы не получали основных средств. Аппарат имперских чиновников, созданный для сбора дани с подвластных территорий, потерял своё значение - теперь дань непосредственно поступала к самому хану. Русские, мордовские, марийские князья (и князья других народностей Золотой Орды) получили вместе с ярлыком финансовый реестр для сбора золотоордынской дани, которой облагались и жители Золотой Орды. Они делились на две категории: горожане (не участвующие в войнах), которые платили десять процентов от прибыли, и кочевники (пополнявшие войско), выплачивающие сотую часть прибыли .

При нём татары вместе с русскими князьями совершили походы на Византийскую империю (около 1269-1271), в Литву (1274), на Кавказ (1277). В 1281 году войско Менгу-Тимура участвовало в сражении с мамлюками в Сирии (между Хамой и Хомсом). Битва закончилась без явного победителя; понеся большие потери, обе стороны отступили.

Отношение к Русской православной церкви

От имени Менгу-Тимура написан первый из дошедших до нас ярлыков от 1267 года об освобождении Русской православной церкви от уплаты дани Орде . Это своего рода хартия неприкосновенности для русской церкви и духовенства - в начале ярлыка было помещено имя Чингисхана . Надо заметить, что следуя заповедям Ясы Чингисхана, ханы и до Менгу-Тимура не включали русских настоятелей, монахов, священников и пономарей в число «сосчитанных» во время переписи (Лаврентьевская летопись). Теперь же в ярлыке были утверждены привилегии духовенства как широкой общественной группы, включая и членов семей; церковные и монастырские земельные угодья со всеми работающими там людьми не платили налога; и все «церковные люди» были освобождены от военной службы.

Мусульманские купцы прекратили занимать должности налогосборщиков (баскаков) среди крестьян. Оскорбление (клевета, поношение) православной религии (в том числе со стороны мусульман) каралось смертью. Ордынским чиновникам запрещалось под страхом смерти забирать церковные земли, требовать выполнения какой‑либо службы от церковных людей.

Льготы Менгу-Тимура православной церкви по сравнению с ярлыками его предшественников были так велики, что в Московском Летописном своде конца XV века прямо написано: ... умре царь татарский Беркаи, и бысть ослаба христианом от насилие бесермен .

За дарованные привилегии от русских священников и монахов требовали молить Бога за Менгу-Тимура, его семью и наследников. Особо подчёркивалось, что их молитвы и благословения должны быть ревностными и искренними. "А если кто-то из священнослужителей будет молиться с затаённой мыслью, то он совершит грех." Можно предположить, что текст ярлыка был составлен совместно Менгу-Тимуром (или его главным монгольским секретарём) и епископом Сарая Митрофаном, представлявшим русское духовенство. А если так, то моральная санкция против неискренней молитвы, должно быть, была сформулирована этим епископом.

Благодаря этому ярлыку, а также ряду последующих, русское духовенство составляло привилегированную группу, и именно этим была заложена основа церковного богатства. Об этой странице в истории Русской православной церкви было хорошо известно образованным людям XIX века, например поэту А. С. Пушкину , который в своём письме к П. Я. Чаадаеву писал: Духовенство, пощаженное удивительной сметливостью татар, одно - в течение двух мрачных столетий - питало бледные искры византийской образованности.

При хане епископ Афиноген из Сарая был назначен главой татарской (волжско-булгарской) делегации, направленной в Константинополь , то есть фактически он стал послом Золотой Орды. Известно правило тех времен, что если член правящей династии Орды становился православным христианином, то он не терял свои права и собственность.

Отношения Менгу-Темура с русскими князьями были относительно хорошими именно из-за его положительного отношения к православной религии. Эта веротерпимость была прописана в Ясе Чингисхана: Чингис Хан не повиновался никакой вере и не следовал никакому исповеданию, то уклонялся он от изуверства и от предпочтения одной религии другой, и от превозношения одних над другими. , чему должны были следовать все правители монголов, но не все следовали, особенно после принятия ислама в Орде. Но сам хан Менгу-Тимур был последователем традиционной монгольской религии - Тенгрианства и поэтому смог сбалансировать религиозную политику Золотой Орды.

Семья Менгу-Тимура.

Олджей-хатун, дочь Бука-Тимура, сестра Олджей-хатун.
Абиш-туркан, дочь фарсского атабека Са"да, сына атабека Абу-Бекра, мать Курдучин.
Ноджин-хатун, дочь Дурабай-нойона.

Дочери: (у Менгу-Тимура было множество дочерей, приводятся только известные по летописи):

Курдучин (старшая царевна) - жена керманского султана Джелаль-ад-дина Союргатмиша, жена эмир Саталмиш сына Боралиги, жена Тогая.
№ - жена эмира Сутая-ахтачи.
Ара-Кутлуг - жена Тарагай-гургена, жена Доладая-эюдэчи.

Мәнгүтимер, ﻣﻪﻧﮔوﺗﻳﻣﺌﺭ Мать Хучухадунь [d] Супруга Absh Khatun [d]

Менгу-Тимур продолжал политику своих предшественников по укреплению самостоятельности и повышению влияния улуса Джучи в составе Монгольской империи . По его указу была проведена перепись на Руси с целью упорядочения сбора дани . Правительство Менгу-Тимура предприняло меры, направленные на укрепление власти хана в улусе Джучи: остальные ханы не получали основных средств. Аппарат имперских чиновников, созданный для сбора дани с подвластных территорий, потерял своё значение - теперь дань непосредственно поступала к самому хану. Русские, мордовские, марийские князья (и князья других народностей Золотой Орды) получили вместе с ярлыком финансовый реестр для сбора золотоордынской дани, которой облагались и жители Золотой Орды. Они делились на две категории: горожане (не участвующие в войнах), которые платили десять процентов от прибыли, и кочевники (пополнявшие войско), выплачивающие сотую часть прибыли .

Отношение к Русской православной церкви

Благодаря этому ярлыку, а также ряду последующих, русское духовенство составляло привилегированную группу, и именно этим была заложена основа церковного богатства. Об этой странице в истории Русской православной церкви было хорошо известно образованным людям XIX века, например поэту А. С. Пушкину , который в своём письме к П. Я. Чаадаеву писал: Духовенство, пощаженное удивительной сметливостью татар, одно - в течение двух мрачных столетий - питало бледные искры византийской образованности.

Семья Менгу-Тимура.

Олджей-хатун, дочь Бука-Тимура, сестра Олджей-хатун.
Абиш-туркан, дочь фарсского атабека Са"да, сына атабека Абу-Бекра, мать Курдучин.
Ноджин-хатун, дочь Дурабай-нойона.

Дочери: (у Менгу-Тимура было множество дочерей, приводятся только известные по летописи).

Какая забота поэтам, узнает ли потомство историю их жизни.

Вся она – в славе их произведении

Пьер-Жан Беранже

Менгу-Тимуру (монг. Мунке-Тэмур) очень не повезло в историографии: исследователи обычно склонны представлять его довольно посредственным правителем на фоне таких ярких государей и государственных деятелей, как Бату, Берке, Ногай, Узбек, Токтамыш. И в самом деле, по сравнению с ними он выглядит весьма невыразительно. А между тем, уже тот факт, что именно Менгу-Тимур стал первым ханом Золотой Орды, официально принявшим этот титул, уже позволяет отнести его к числу наиболее выдающихся «царей ордынских».

I

Менгу-Тимур был вторым из пяти сыновей Тукана, второго сына Бату. Матерью его была Кучу-хатун, дочь (или сестра) Буга-Тимура из влиятельного монгольского племени ойрат. Точная дата рождения Менгу-Тимура неизвестна, полагаем, что он родился в 1240-х гг. Его отец, которого Боракчин-хатун безуспешно пыталась возвести на трон после смерти Улагчи, скончался, вероятно, на рубеже 1250-1260-х гг., а к 1262/1263 г. умер и Тарбу, старший брат Менгу-Тимура.

В результате Менгу-Тимур остался к этому времени старшим в семействе Бату, которое, как считалось, имело некие преимущества в наследовании ордынского трона. Поэтому он стал кем-то вроде «наследного принца» при своем двоюродном деде Берке. Арабские дипломаты, посетившие Золотую Орду в 661 г. х. (1263 г.), сообщали, что Менгу-Тимур был «назначен в наследники» Берке и носил в качестве такового титул «Амир Оглу, то есть Амир Малый» По-видимому, «старшим эмиром» считался сам Берке, который не претендовал на ханский титул. Вполне вероятно, что признание Менгу-Тимура наследником стало тем условием, при котором другие Джучиды согласились признавать Берке правителем Золотой Орды.

Тем не менее, несмотря на официальный статус «наследного принца», приход Менгу-Тимура к власти после смерти Берке оказался не таким уж гладким. Русские летописи под 1266 г. (год смерти Берке) сообщают: «Бысть мятежь великъ в самехъ Татарех. избишася сами промежи собою бещисленое множество акь песокъ Морьскы». У Менгу-Тимура были соперники в борьбе за ордынский трон, за спиной которых стояли влиятельные силы.

Первым из них стал Туда-Менгу, родной младший брат Менгу-Тимура. Он был следующим по возрасту, отличался довольно покладистым характером и, подобно Берке, тяготел к исламу. Эти качества привлекали к Туда-Менгу, с одной стороны, мусульманское население Золотой Орды, с другой – тех монгольских нойонов, которые опасались властного нрава Менгу-Тимура. Вторым претендентом на трон был, вероятно, малолетний сын Берке, которого могли поддержать как мусульманские приверженцы его отца, так и те представители рода Джучидов, которые не желали возвращения к власти прямых потомков Бату. Наиболее влиятельным среди них был темник Ногай – любимец Берке, имевший большой вес в ордынских войсках.

Однако происхождение Менгу-Тимура и формальный статус наследника Берке помогли ему добиться власти. И хотя вступление нового правителя на трон оказалось не бескровным, он не стал (или не имел возможности) проводить масштабные репрессии против тех, кто противился его воцарению, и ограничился тем, что удалил от двора наиболее влиятельных своих противников. В частности, Ногай был лишен командования ордынскими войсками, отправлен в свой удел на Дунае и в течение всего правления Менгу-Тимура не допускался к государственным делам. Впрочем, и Менгу-Тимур, со своей стороны, старался не вмешиваться в дела его улуса, позволив темнику создать нечто вроде автономного государства в составе Золотой Орды. Исторические источники ничего не сообщают о дальнейшей судьбе малолетнего сына Берке, и это наводит на мысль, что он был устранен по приказу Менгу-Тимура.

Не желая всецело зависеть от какого-либо чрезмерно могущественного военачальника, Менгу-Тимур разделил вооруженные силы Золотой Орды на три части. Центр возглавил он сам, правое крыло поручил нойону Тайре. а левую – нойону Маву. Надо думать, оба эти полководца способствовали его приходу к власти и пользовались доверием внука Бату.

Как мы помним, Берке провозгласил себя главой Золотой Орды самовольно, не получив согласия хана Мунке. Хубилай, преемник Мунке, был вынужден смириться с воцарением Берке и теперь с тревогой наблюдал, что и наследники Берке идут по его стопам и вовсе не нуждаются в подтверждении своей власти ханом. После некоторого размышления Хубилай попытался хоть как-нибудь исправить ситуацию и прислал Менгу-Тимуру ярлык, в котором назначал его правителем Золотой Орды. Конечно, этот жест никого не мог обмануть: фактически Хубилай сам признал, что смиряется с фактом прихода к власти внука Бату и лишь признает его воцарение. Тем не менее, Менгу-Тимур принял этот ярлык: не взяв на себя никаких обязательств по отношению к центральной власти, он приобрел легитимность в глазах хана и правителей других монгольских улусов, а это укрепляло его позиции и внутри Золотой Орды. Отныне его слово и фактически, и формально становилось законом для всех подданных Джучидской державы.

II

Многие ожидали, что внук Бату, придя к власти, будет проводить политику, резко отличающуюся от политики Берке – хотя бы для того, чтобы показать, что к власти вернулась законная ветвь Джучидов, и заявить о себе как о самостоятельном политике. Однако в целом Менгу-Тимур продолжил политику своего двоюродного деда, лишь сместив некоторые акценты. Особенно ярко это проявилось в его внешней политике.

Так, подобно Берке, Менгу-Тимур стал поддерживать союзные отношения с Египтом. Султан Бейбарс обменивался с ним дружескими посланиями и богатыми дарами – несмотря на то, что Менгу-Тимур исповедовал традиционную монгольскую религию тенгрианство, а не ислам! Было вполне очевидно, что Бейбарс надеется на продолжение войны Золотой Орды с Ираном Хулагуидов, а это сулило ему, султану, свободу действий на Ближнем Востоке.

Казалось, поначалу надежды Бейбарса вполне оправдываются: в первый год своего правления Менгу-Тимур продолжил войну с ильханом Абагой, начавшуюся еще при Берке. Но в 1268 г. новый ордынский правитель понес от ильхана серьезное поражение и поспешил заключить с Ираном мир. К большому огорчению Бейбарса, этот мир не нарушался до самой смерти Менгу-Тимура. Египетский султан пытался повлиять на ордынских сановников и через них подтолкнуть Менгу-Тимура к новой войне с Ираном; но на инициативы Бейбарса положительно отреагировал только Ногай – и то, вероятно, потому, что в это время находился не у дел и всячески старался поддерживать свой престиж в глазах иностранных государей. В 1277 г. султан Бейбарс умер, так и не дождавшись возобновления войны Золотой Орды с Ираном. С Русью Менгу-Тимур (опять же подобно Берке) находился в спокойных отношениях: уже в самом начале своего правления, в 1267 г., он выдал ярлык православной церкви, освободив ее от налогов и повинностей и предоставив автономию во внутренних ее делах. В дошедшем до нас виде ярлык Менгу-Тимура выглядит следующим образом: «Вышняго бога силою вышняя троица волею Менгутемерьво слово людскым баскаком и князем и полъчным князем и к данщиком и к писцем и к мимояздящим послом и к соколником и к пардусником. Чингиз царь потом что будет дань или корм, ать не заммають их да правым серцем богови за нас и за племя наше моляться и длагосломяють нас. Тако молвя и последний цари по тому же пути пожаловали попов и черньцов. Дань ли или иное что ни будеть, тамга, поплужное, ям, воина кто чего ни попросить и рекли были дати, кто паки того у нас не ведаеть, вси ведаем. И мы, богу молясь, и их грамоты не изыначили. Тако молвя по первому пути, которая дань или поплужное, или подвода, или корм кто ни будеть, да не просять; ям, воина, тамга не дають. Или что церковное, земля, вода, огороди, винограды, мелници, зимовища, летовища – да не заимають их. И яже будуть поимали, – и они да въздадуть назад. А что церковное мастери, соколници, пардусници кто ни будеть, да не заимают их, ни стерегуть их. Или что в законе их книги или ино что – да не заимають, ни емлють, ни издеруть, ни погубять их. А кто иметь веру их хулити – тот человек извиниться и умреть. Попове един хлеб ядуще и во едином дому живущее, у кого брат или сын, и тем по тому же пути пожалование, ажь будуть от них не выступились. Будет же ли, от них выступились дань ли или ино что, – ино им дати. А попове от нас пожаловани по първои грамоте, бога молящи и благословляющее нас стоите. А иже имете не правым сердцем о нас молитесь, – богу тот грех на вас будеть. Так мълвя. Аж кто не поп будеть, иные луди, иметь у себе приимати, хотя богови молитись, что в том будеть. Так млъвя, сему митрополиту грамоту дали есьмя. Сию грамоту видяще и слышаще от попов и от черныцов ни дани ни иного чего ни хотять ни възмуть баскаци, княжи писци, поплужники, таможници, а возмуть инее по велицеи язе извиняться и умруть. Тако млъвя заечего лета осеннего пръваго месяца в четвертый ветха на Талы писано». Этот ярлык можно считать, с одной стороны, продолжением политики монгольских ханов по отношению к религии (начиная с Чингис-хана, еще в 1223 г. выдавшего первый такой ярлык даосам). С другой стороны, этот документ означал, что Менгу-Тимур уже намеревался провозгласить себя ханом, ибо только самостоятельные монархи-Чингизиды обладали правом выдачи ярлыков.

Русь была для Менгу-Тимура одновременно источником доходов и человеческих ресурсов, а также перевалочным пунктом на торговом пути с Европой. Наследник Берке всемерно покровительствовал развитию торговли и поэтому стремился создать западным торговцам максимально выгодные условия ведения дел в Золотой Орде. Так, около 1269 г. Менгу-Тимур выдал ярлык великому князю Ярославу Ярославичу, предписывающий тому дать «путь чист» ганзейским купцам, то есть пропускать их через свои земли без пошлин и сборов.

Приблизительно тогда же Менгу-Тимур, первый из ордынских правителей, позволил итальянским торговцам обосноваться на юге золотоордынских владений – в Крыму и Северном Причерноморье, где в это время появляются фактории венецианцев, генуэзцев и пизанцев. Генуэзцы в эпоху Менгу-Тимура осуществляли торговые экспедиции даже в Каспийском море и прилегающих к нему областях. А в 1278 г. в Судак прибыл уже и венецианский консул: первый официальный дипломатический представитель республики. Во внутренней политике Менгу-Тимур старался следовать принципам своего деда Бату. Он прекрасно понимал опасность того, что владетельные Чингизиды и племенные предводители, укрепившись в отведенных им областях, могут «пустить корни», завести семейные и политические связи и, опираясь на поддержку местного населения, перестанут подчиняться власти правителей Сарая. Чтобы избежать этого, Менгу-Тимур периодически предписывал своим родичам и нойонам перекочевывать вместе с их подданными на новые места. Так, например, он перевел Уран-Тимура (сына Туга-Тимура, потомки которого традиционно имели владения в восточных областях Золотой Орды – Синей Орде), в Крым. И не вина Менгу-Тимура, что его преемники на сарайском троне перестали практиковать подобную «перетасовку». В конце концов, удельным владетелям удалось-таки закрепиться на определенных территориях и добиться не только широкой автономии, но и самим претендовать на высшую власть. Максимально укрепив свою, власть внутри страны и обеспечив безопасность Золотой Орды на международной арене, Менгу-Тимур приступил к делу всей своей жизни – приобретению Золотой Ордой полной независимости.

III

Прежде чем Менгу-Тимуру удалось провозгласить себя ханом, он вел не очень долгую по времени, но сложную и насыщенную событиями военно-дипломатическую игру.

Как мы помним, хан Хубилай в начале своего правления столкнулся с оппозицией в лице своего родного брата Арик-Буги и его сторонников. В 1264 г. Арик-Буга был разгромлен и сдался в плен, но на свободе остался его приверженец Хайду, внук Угедэя. Будучи поначалу безудельным царевичем, не имевшим, ни сторонников, ни владений, ни средств, к 1268 г. он сумел настолько усилиться, что осмелился бросить вызов самому Хубилаю. Созвав в Монголии курултай, Хайду провозгласил себя ханом, объявив при этом Хубилая незаконным правителем и в придачу обвинив в том, что тот нарушает все монгольские обычаи, приняв титул императора династии Юань. В результате на востоке Монгольской империи началась война, продолжавшаяся до самой смерти Хайду в 1301 г.

Менгу-Тимур, получив от Хубилая ярлык, подтверждавший его право на власть в Золотой Орде, поначалу не вмешивался в распри своих восточных родичей. Напротив, он даже пообещал императору, что будет поддерживать его в борьбе с мятежниками, и осудил действия Хайду. Однако вскоре позиция Менгу-Тимура изменилась, и он решил поддержать Хайду.

В 1268 г. Борак, правитель Чагатаева улуса, ставленник и союзник Хубилая, начал войну с Хайду. Менгу-Тимура не устраивало усиление блока Хубилая и Чагатаидов, и он немедленно направил на помощь Хайду 30 000 воинов под командованием своего двоюродного деда Беркечара, родного брата Берке. Зажатый между двумя противниками, Борак, так и не дождавшийся помощи от Хубилая, завязшего в борьбе с южно-китайской империей Сун, был вынужден капитулировать. В 1269 г. в долине реки Талас состоялся курултай, на который прибыли Хайду, Борак и ряд царевичей-Чингизидов из улусов Джучи. Чагатая и Угедэя. Менгу-Тимур по какой-то причине не счел возможным лично явиться на съезд и отправил представлять свои интересы вышеупомянутого Беркечара – с теми же тремя туменами войска, которые нанесли поражение Бораку.

Участники курултая приняли ряд решений, определивших дальнейшую судьбу Монгольской империи. Прежде всего, победители, Менгу-Тимур и Хайду, отделили от владений Борака добрую треть в свою пользу. Когда же он выразил возмущение их аппетитами, они предложили ему в качестве компенсации… совершить грабительский поход на владения ильхана Абаги – племянника и союзника императора Хубилая!

Однако самым важным и судьбоносным из решений стало то, что участники курултая официально провозгласили свои владения независимыми от власти Хубилая, а сами приняли ханские титулы. Хотя Менгу-Тимур уже с начала своего правления вел себя как независимый монарх (чеканил монету с собственным именем и выдавал ярлыки), но теперь он получил формальное признание своего ханского титула в глазах родичей. Хайду, и ранее предъявлявший претензии на ханскую власть, также был признан родичами в ханском достоинстве. Борак последовал их примеру, поскольку был зол на Хубилая за то, что тот не оказал ему военной помощи в войне с Хайду и Менгу-Тимуром.

Получив признание ханского титула от восточных Чингизидов, Менгу-Тимур перестал вмешиваться в общеимперскую политику и с этого времени оказывал своим союзникам больше дипломатическую и моральную поддержку. Тем не менее, Хубилай и подвластные ему Чингизиды не раз отказывались от нападения на владения Хайду и Чагатаидов, когда до них доходили слухи, что Менгу-Тимур собирается направить свои войска на помощь союзникам. Однако золотоордынский хан, прежде всего, защищал свои интересы и не желал чрезмерного усиления любого из противоборствующих ханов. Так, например, в 1271 г., когда Хайду, не довольствуясь титулом независимого монарха в Улусе Угедэя, провозгласил себя великим ханом (хаканом), Менгу-Тимур не признал его верховенства. Напротив, когда Хубилай назначил наместником в Монголии своего сына Нумугана, хан Золотой Орды вступил с новым наместником в переговоры и выказал всяческую поддержку его планам по укреплению власти Хубилая в монгольских степях. По сведениям «Юань ши», Менгу-Тимур даже заключил с Хубилаем соглашение о совместной борьбе против внутренних мятежников, что едва не вызвало нападения Хайду на Улус Джучи: лишь убедившись, что золотоордынский хан готов к войне, внук Угедэя отказался от своих намерений.

Но, увидев, что влияние Нумугана в Монголии усиливается и, в свою очередь, начинает угрожать балансу сил в империи, Менгу-Тимур в очередной раз принял сторону Хайду. В 1278 г. Нумуган и его верховный военачальник Хантун-нойон были преданы своими союзниками, царевичами-Чингизидами из рода Мунке и Угедэя, и выданы Хайду. Внук Угедэя отправил их к своему союзнику Менгу-Тимуру, при дворе которого оба пленника находились до самой его смерти. Столь ценные заложники обеспечили хану Золотой Орды в высшей степени миролюбивые отношения с Хубилаем! Так, всего лишь однажды задействовав свои военные силы в междоусобной борьбе Чингизидов, Менгу-Тимур добился независимости Золотой Орды и стал ее первым ханом. Ему даже не пришлось сражаться за свою независимость: эта задача была переложена на плечи его союзников, которые создали Хубилаю столько проблем, что он просто не мог позволить себе войну с самым отдаленным улусом империи, каковым являлась Золотая Орда.

IV

Итак, уже за первые три года своего правления Менгу-Тимур сумел добиться независимости Золотой Орды и обезопасить свои владения на юге (заключив мир с ильханом Абагой) и на востоке (вступив в союз с Чагатаидом Бораком). Казалось, это должно было развязать ему руки для активной завоевательной политики на Западе. Однако этот осторожный и дальновидный монарх-прагматик чаще ограничивался демонстрацией силы, нежели ее реальным применением.

Так, в 1270 г., когда рыцари Тевтонского ордена, располагавшиеся в Ревеле (Таллинне), в очередной раз намеревались совершить поход против Великого Новгорода, и напуганный князь Ярослав Ярославич обратился за помощью к Менгу-Тимуру, хан приказал своему владимирскому баскаку Амрагану явиться на переговоры новгородцев с немцами. Решение хана оказалось эффективным: увидев среди русских монгольский отряд (свиту баскака), немцы сразу утратили агрессивность и подписали с Новгородом мир «на всей воле новгородской».

В том же году великий князь Ярослав снова обратился к хану – на этот раз с жалобой на самих новгородцев. Новгородцы отказались признавать великого князя Ярослава своим князем и пригласили на княжение в Новгород его племянника Дмитрия Переяславского, сына Александра Невского. Несмотря на то, что племянник остался лоялен дяде и даже открыто принял его сторону в конфликте с Новгородом, великий князь вознамерился сурово наказать новгородцев. Ярослав выступил против них с владимирскими, тверскими, переяславскими и смоленскими дружинами, а также отправил к Менгу-Тимуру своего посланника, новгородского посадника Ратибора Клуксовича, с просьбой предоставить ордынские войска для восстановления порядка на Руси. И снова Менгу-Тимур лишь сделал вид, что собирается направить для решения проблемы свои войска. На самом деле он дождался приезда в Орду Василия Костромского (брата великого князя), который лично прибыл в ставку хана и убедил его в том, что «новгородци прави, а Ярославъ виноватъ». И хан «возврати татарьскую рать» Поход ордынских войск на Русь вновь не состоялся.

Годом позже Ярослав Ярославич, вероятно, уже будучи больным и чувствуя приближение смерти, приехал к хану, чтобы по уже сложившейся практике согласовать кандидатуру своего преемника на великокняжеском столе. Поддержка хана на этот раз была очень важна, ибо законный наследник, Василий Ярославич Костромской, брат Ярослава, обладал куда меньшими способностями к великому княжению, нежели следующий по старшинству племянник – Дмитрий Переяславский, сын Александра Невского. Тем не менее, старинное лествичное право было за Василием, и Менгу-Тимур дал согласие поддержать именно его как наиболее легитимного претендента на владимирский трои. Авторитет хана на Руси был настолько высок, что Василий после смерти Ярослава в 1272 г. без каких-либо проблем утвердился во Владимире.

Время от времени Менгу-Тимур направлял своих воинов на помощь русским князьям для борьбы против общих внешних врагов. Так, в 1274-1275 гг. хан по просьбе Льва Данииловича Галицкого направил ему на помощь воинов, которые приняли участие в походе Галицко-Волынских князей на Литву. Подобная политика Менгу-Тимура имела несколько положительных последствий: во-первых, хан демонстрировал поддержку своим верным вассалам, русским князьям, во-вторых, настраивал против них литовцев (которые могли стать потенциальными союзниками Червонной Руси в борьбе с Ордой) и, наконец, позволял своим воинам захватывать добычу даже тогда, когда Золотая Орда формально не вела никаких войн.

В 1276 г. скончался и великий князь Василий Ярославич (за год до этого, как и его предшественники, согласовавший с ханом кандидатуру своего преемника ), и великий стол перешел, наконец, к его племяннику Дмитрию Александровичу. Однако Дмитрий, возможно, обиженный на хана, за то, что тот не пожелал поддержать его великокняжеские претензии в обход дяди Василия, не стремился тесно взаимодействовать с Сараем. Новый великий князь даже не пошел в поход, который Менгу-Тимур устроил против ясов (осетин) в 1277-1278 гг. и в котором весьма активное участие приняли многие русские князья. С их помощью хан сумел захватить осетинский город Джулат (в русских летописях – Дедяков). Эта победа позволила Менгу-Тимуру укрепить позиции Золотой Орды на Северном Кавказе и тем самым в еще большей степени гарантировать мирные отношения с Хулагуидским Ираном.

Как можно увидеть, Менгу-Тимур поддерживал с Русью в целом благожелательные отношения. За время его правления погиб только один русский князь – рязанский владетель Роман Ольгович, и хотя в русских источниках в его гибели принято обвинять Менгу-Тимура, вряд ли хан на самом деле имел отношение к убийству князя.

По-видимому, Роман Ольгович пал в борьбе со своими соперниками – удельными пронскими князьями, которые в течение XIII-XV вв. неоднократно претендовали на верховную власть в Рязанском княжестве. Не исключено, что пронские владетели привлекли на свою сторону монгольские отряды местных баскаков и с их помощью покончили с рязанским князем. Известно, что как раз с 1270 г. в Пронске стал княжить Ярослав, сын Романа Ольговича: по-видимому, он вместе с братьями решил отомстить местным князьям за отца и выгнал их из собственного княжества.

Однако позднее рязанской епархии понадобилось заполучить «собственного» христианского великомученика, и в результате появилась агиографическая легенда о «житии святого благоверного князя Романа Рязанского». Согласно «житию», кто-то донес на Романа Ольговича Менгу-Тимуру, будто князь отказывается выплачивать ордынский выход и хулит веру монголов. Хан вызвал князя в Сарай, а тот прямо в глаза хану осудил его язычество и стал расхваливать христианство. Разъяренный хан приказал предать его мучительной казни – «разъять по суставам», а затем отрубить голову и вздеть ее на копье. Такова официальная версия православной церкви, но она появилась лишь в XVI в. и совершенно не имеет отношения к реальным событиям. Во-первых, неизвестно ни одного случая, чтобы какой-либо золотоордынский хан казнил князя или простолюдина за отстаивание своих религиозных убеждений. Во-вторых, сам Менгу-Тимур покровительствовал русской православной церкви, свидетельством чему является его ярлык 1267 г. Сарайский епископ Митрофан неоднократно выполнял дипломатические поручения хана в Византии. Более того, в течение всего своего правления Менгу-Тимур, лояльный к русской православной церкви, не позволял католическим миссионерам закрепиться в центральных областях Золотой Орды: в конце его правления несколько миссий действовало лишь на ордынских границах с Венгрией, тогда как в Сарае католики смогли обосноваться лишь при преемниках Менгу-Тимура. Все эти факты заставляют отвергнуть версию о казни Романа Рязанского по приказу внука Бату.

Имея определенные религиозные предпочтении, первый золотоордынский хан, однако, не был силен в религиозных вопросах, и порой это его невежество приводило к нежелательным политическим последствиям. Это проявилось, в частности, в истории с сельджукским султаном Изз ад-Дином Кей-Кавусом и его сыном.

Как мы помним, Берке в конце своего правления удалось вызволить свергнутого султана Кей-Кавуса II из византийского плена. Надеясь вернуть султану трои и использовать его в качестве орудия своей политики на Ближнем Востоке, Берке осыпал Кей-Кавуса милостями, женил на своей дочери и пожаловал в управление крымский город Солхат. Однако Менгу-Тимур в 1268 г. заключил мир с ильханом Абагой и, вероятно, чтобы избежать поводов к возобновлению войны, отказался от плана Берке и изменил отношение к Кей-Кавусу. Он отозвал бывшего султана из Крыма и держал при себе, в Сарае. При его дворе Изз ад-Дин Кей-Кавус и скончался в 1277 или 1278 г.

Вот тут-то Менгу-Тимур и выказал свое незнание особенностей различных религий! Он предложил Масуду б. Кей-Кавусу жениться на Урбай-хатун, вдове его отца и дочери Берке. С точки зрения монгольской религии и степных обычаев такой брак не только допускался, но и приветствовался. Однако по канонам шариата он рассматривался едва ли не как кровосмесительство и потому был совершенно неприемлем для сельджукского принца. Недозволенному религией браку Масуд предпочел бегство из Золотой Орды. Вместе со своим братом Фарамарзом он бежал из Сарая и добровольно явился к ильхану Абаге, который, как ни странно, отнесся к сельджукским принцам благожелательно и даже выделил им в качестве удела часть сельджукской державы. В результате Менгу-Тимур лишился даже призрачной возможности возвести на сельджукский трон своего ставленника и вернуть Золотой Орде контроль над Малой Азией, которым она обладала в эпоху Бату.

Впрочем, несмотря на такие неудачи, в целом внешняя политика Менгу-Тимура оказалась весьма эффективной, и он сумел оставить своим преемникам державу, пользующуюся большим авторитетом на международной арене.

V

Держава Менгу-Тимура процветала и наслаждалась миром. Хан проявлял себя не только как дальновидный политик, но и как справедливый судья: в памяти потомков он остался под прозвищем Келек-хан, т. е. справедливый хан, при котором «все обиженные благодарили его природу, а обидчики жаловались». Менгу-Тимур продолжил денежную политику Берке, последовательно обеспечивая выпуск на всей территории Золотой Орды единой монеты, которая обладала бы единым весом и единым оформлением. Он также приказал чеканить свой титул на монете, именуя себя «ханом высочайшим» и титулом «султан», который, вероятно, призван был поднять репутацию Менгу-Тимура в мусульманском мире. Кроме того, именно при Менгу-Тимуре на монетах Золотой Орды появляется так называемая «тамга дома Бату», показывавшая, что Золотая Орда является уделом уже не всего семейства Чингизидов, а именно потомков Бату.

Говорят, что тот, к кому благоволят боги, умирает молодым. По-видимому, Менгу-Тимур в значительной степени пользовался их покровительством: он скончался, не достигнув 40 лет. Смерть хана наступила в результате неудачной операции: у него в горле появился нарыв, который неумело вскрыли придворные врачи, что и привело к смерти. Произошло это в 1280 г.

Менгу-Тимур имел несколько жен, из которых старшей была Джиджек-хатун, ставшая супругой первого ордынского хана после смерти своего первого мужа Берке Других его жен звали Олджай-хатун (из рода кунграт, племянница Мунке-хана), Султан-хатун (из рода ушин) и Кутуй-хатун. От этих жен у него было десять сыновей (Алгуй, Токта, Тудан, Бурлюк, Абаджи, Сарай-Буга, Тогрул, Малакан, Кадан и Кутуган), которые, в свою очередь, оставили многочисленное потомство. Таким образом, сохранение и продолжение рода Бату было обеспечено.

В 1267-1282 годах, а родился предположительно в 1240-е годы. О его происхождении летописи предоставляют следующие сведения: у второго сына Бату Тукана было 5 сыновей.

Менгу-Тимур был вторым по старшинству. Мать его была из племени ойрат. Смерть отца и старшего брата сделала его самым значимым претендентом в семействе Бату-хана на престол Орды. Его двоюродный дед Берке, правящий Золотой Ордой, никогда не имел звания «хана» и, скорее всего, властвовал с условием, что престол отойдет прямым потомкам хана Бату. Менгу-Тимур был назначен его наследником, несмотря на то, что у Берке был и родной сын.

И хотя престолонаследие было определено задолго до смерти Берке, за трон Менгу-Тимуру пришлось побороться.

Крутой норов монгольского наследного принца заставлял опасаться его царствования придворных сановников, потому в качестве претендента в правители был выдвинут его младший брат — покладистый и богомольный Туда-Менгу. Его приверженность к исламу привлекала к нему множество сторонников, которые надеялись на то, что он продолжит политику Берке.

Ханский титул Менгу -Тимура

Еще одну партию возглавлял друг и любимец покойного Берке сотник Ногай. Он был сторонник возведения на ханство малолетнего сына Берке. Ногай был серьезным противником Менгу-Тимуру — у сотника был огромный авторитет в войсках.

После стычек, интриг и кровопролитной борьбы Менгу-Тимур в 1266 году получил ханский титул. Со своим основным конкурентом он поступил достаточно мягко — Ногай был сослан, получив дальний улус, в дела которого хан не вмешивался, допустив, таким образом, создание автономной области в составе ханства. Судьба сына Берке историкам неизвестна — строятся гипотезы, что, скорее всего, Менгу-Тимур позаботился о его устранении.

Учтя опыт двоюродного деда, хан не стал управление войском вручать одному военачальнику и разделил его на три части — центральную возглавил сам, а руководство двумя другими поручил тем, кто помог добыть ему престол — нойонам Маву и Тайре.

Если кто и ожидал, что Менгу-Тимур радикально изменит внешнюю и внутреннюю политику государства, то он ошибся. Поначалу все продолжилось также, как и при его предшественнике. Он продолжил поддерживать дружественные отношения с египетским султаном и даже участвовал в качестве союзника египтян в войне с иранским правителем Абагой. Но, получив от него сокрушительное поражение, прекратил военные действия. И, несмотря на дипломатические ухищрения султана, призванные возобновить их, избегал военных столкновений с Ираном.

Умный и дальновидный хан

Внешняя политика хана была достаточно мудрой и взвешенной. Отношения с были ровными и спокойными. Начало его правления ознаменовалось выдачей «ярлыка» православной церкви, который освобождал ее от податей, в ее внутренние дела хан не вмешивался, предоставив определенную автономию.

Этот жест можно расценивать двояко: и как укрепление лояльности на подконтрольных территориях, и как фактически провозглашение себя ханом, поскольку такие решения могли выносить только обладающие этим титулом чингизиды.

Добыть же себе легитимно этот титул Менгу-Тимуру помогла взвешенная политика по отношению к своим восточным монгольским родственникам. Интригуя, поддерживая то одного претендента на титул великого хана , то другого, путем хитрости и дипломатических ухищрений, а также благодаря военной поддержке нужных ему кандидатов, Менгу-Тимур добился от родственников на курултае 1269 года признания независимости Золотой Орды.

В первые три года своего царствования этот умный и дальновидный хан сумел не только придать легитимность своему правлению, но и укрепить границы, создав мощное и влиятельное государство. Военную силу в свое правление Менгу-Тимур применял относительно редко. Авторитет Золотой Орды в его правление был настолько высок, что достаточно было слухов о намерении хана начать военные действия, и решение находилось дипломатическим путем.

Мудрый правитель Менгу-Тимур

В 1270 году Тевтонский орден собрался воевать Великий Новгород, и князь Ярослав кинулся искать защиты у хана. На переговоры новгородцев с рыцарями Менгу-Тимур отправил своих посланников. Увидев монголов, тевтонцы подписали мир с Новгородом на выгодных для новгородцев условиях. еще не раз обращался к хану за помощью, и Менгу-Тимур проявлял незаурядную дипломатичность в разрешении запутанных русских вопросов.

Не отказывал он русским князьям и в помощи против внешних неприятелей. Так что отношения с ханом у русской знати были вполне хорошими. Но в одной княжеской смерти Менгу-Тимура обвиняют: правитель Рязани был убит в стычке с менее влиятельными князьями. И если хан и имел к этому отношение, то самое отдаленное.

Впоследствии возникла легенда, что рязанский князь был убит именно в ставке хана за веру: на Романа Олеговича донесли недоброжелатели, что якобы он не только хулит правление Менгу-Тимура, но и называет хана язычником. Разгневанный хан велел мучительно казнить смелого князя, который потом за перенесенные страдания был причислен к лику святых православной церковью.

Но эта версия имеет несколько серьезных изъянов. Ордынские ханы были очень лояльны к вероисповеданию других, и ни одной казни до или после упомянутого случая из-за религиозных взглядов не было. Также смущает позднее возникновение легенды — князь был объявлен святым только в шестнадцатом веке. Между тем факты свидетельствуют скорее о доброжелательном отношении хана к правсолавию. Например, сарайскому епископу Митрофану Менгу-Тимур поручил дипломатическую миссию в Византию, а также запретил католическим миссионерам проповедовать в Орде.

Менгу-Тимур показал себя не только талантливым политиком, но и мудрым правителем. При нем ханство достигло экономического расцвета: он продолжил дело Берке — выпуск единой монеты. И там хан повелел ставить себе титул «султан» для поднятия авторитета в мусульманских государствах. Кроме того, он объявил Золоту Орду вотчиной рода Бату, отрезав, таким образом, навсегда ее от притязаний чингизидов из других семей.

Смерть хана

Хан умер относительно молодым ему не исполнилось и сорока. В 1282 году у него возник нарыв в горле. Лекари операцию провели неудачно, и Менгу-Тимур скончался от осложнения. Завещания правитель не оставил, потому не было ясно, кому из десяти сыновей нужно было наследовать родительский трон. Скорее всего, скорой смерти хан не предполагал, потому распоряжений на этот счет не было.

И вновь на политическую арену вышел сотник Ногай. Используя свою силу и влияние, он поспособствовал восшествию на престол Золотой Орды брата Менгу-Тимура Туда-Тимура. Правителем новый хан оказался слабым и недальновидным и, после нескольких лет правления, был свергнут потомками Менгу-Тимура в 1287 году, а затем убит.